Куськина мать
разберись, говорит. разберись в голове, в груди, в перспективах, давно маячащих впереди — чтоб как питт и джоли, а не джонни и паради, чтобы встала такая — всё, без проблем иди (и уже не ко дну, а нормально, не подведи).

разберись, говорит.
разгреби головной бардак, уберись-ка на полках-рёбрах и, кстати, да, все твои "невозможно" — чистейшая ерунда, потому что когда (не если, а прям когда) ты действительно хочешь, то вспять потечёт вода,

и застынет планета, и время замедлит бег, солнце, с запада выйдя, рухнет в восточный снег, и троянским конём да подавится сам же грек! что посадишь сегодня, то завтра взрастит побег.
разберись, говорит. будь как ной. возведи ковчег: посади туда всех по парам — любовь да смерть, боль и счастье, своё умение не реветь и умение, разревевшись, не омертветь. за полгода ты превратилась в свою же треть.
разберись, говорит, я боюсь на тебя смотреть.

ты совсем, говорит, пропала. одни глаза. ты — не бархат уже ни разу, сплошной базальт. сколько можно из овердрамы не вылезать?
разберись, говорит. разберись, говорит. дерзай.

я молчу. ну а что тут можно ещё сказать?

разберусь. просто дай мне время прилечь-повыть, покопаться в своих ранениях пулевых, а потом спокойно раз и из головы всё плохое вымести, вытащить, вынуть, вы...

ты же знаешь: когда не больно, тогда — мертвы.

ты же знаешь: мне в кайф по лезвию, на краю, я себе проложила рваную колею — и лежу там, плачу (можно сказать, пою)...

разберись, говоришь. разберись же, ну, чтоб твою!

я киваю тебе, и слушаюсь.
и встаю.

(с)Дарёна Хэйл