Размышляя над полуночным разговором с Тамарой моей драгоценной Ириновной, поднимаю запись нескольколетней давности. Актуалити. Букв много. Но, поверьте, я не зря старалась.
Когда я лежала в
Склифе да, тот самый раз, когда в отделении гнойной хирургии мне кололи Супрастин от гемороя. я занималась сексом со своим лечащим врачом на операционном столе
А! Повелись на порнушку? Хер вам, это другая история))
Так вот, когда я лежала в больничке, почти все мои соседи - были бабуське.
Это я сейчас понимаю, какой был пиздец, но тогда на меня снизошли сочувствие и толерантность, поэтому я не только пинала балду по большей части, но и помогала ухаживать за совсем плохими.
Одной, из моих "подопечных" была бабуля, которая не столько страдала физически, сколько малость свихнулась на нервной почве - она указывала мне на синяки от капельниц и рыдая говорила, что это её связывали в подвале и пытали. По мнению этой милой, адекватной женщины больничка была вовсе не тем, чем зараза кажется. На самом деле это стрррашное место, где над людьми проводят опыты, издеваются и потом...далее в красках - где, за что, как и т.д. Всё это с такими глазами и ужасом в голосе, что почти веришь уже.
Понятное дело, бабушка задрала своей паранойей не только всё отделение, включая врачей, которым с бооольшим трудом удавалось провести необходимые процедуры, но и приезжавших близких.
Разумеется, сообщать ей, что она псих, а тем более просить, наконец, угомониться - было бы делом бессмысленным, поэтому я ей...поверила.
Да, я молча, с самой серьёзной рожей, какая есть в закромах, выслушала её (периодически охая, для пущей убедительности) и когда бабушка замолчала, поняв, что её ни кто не перебивает, и не осекает - пообещала ей, что подключу людей ( у меня ведь есть знакомые в КГБ, я, что, не говорила?), наведу разведку и обязательно вычислю виновных. И накажу. Накажем.
На этот раз уже замолчала она, слушала и охала.
А потом я прищурила глаза, и строгим шепотом сказала, что пока ведётся операция - ни кто не должен об этом знать!
Агент Бабушка сердечно поклялась молчать, сколько потребуется.
Далее я приходила каждый день и докладывала обстановку - да, выяснили, да, нашли главного подозреваемого. Что с ним? Его пытают в том же подвале, чтобы сдал сообщников.
И всё в этом духе.
Спустя дня три, меня искренне любила вся палата, не говоря уже о самой героине. Она снова стала спать по ночам и пошла на поправку. Попрощались мы очень тепло и разговаривали уже как нормальные люди, а не как бабка с придурью и сопливый говно-псевдо-шпион.
Я потом долго размышляла, правильно ли я поступила. Не навредила ли ещё больше? Этого я, увы, уже не узнаю. Но я постаралась сделать то, что ей было на тот момент важно - услышать её боль. Иногда чужое страдание кажется нам высосанным из пальца и смешным. И тогда мы либо язвим, либо начинаем учить жизни. А человеку, по сути, вовсе не нужны советы. Нужно просто, что бы кто-то был рядом и чувствовал как ему плохо.
люблю ложь во благо