Размышляя над полуночным разговором с Тамарой моей драгоценной Ириновной, поднимаю запись нескольколетней давности. Актуалити. Букв много. Но, поверьте, я не зря старалась.
Когда я лежала в Склифе да, тот самый раз, когда в отделении гнойной хирургии мне кололи Супрастин от гемороя. я занималась сексом со своим лечащим врачом на операционном столе А! Повелись на порнушку? Хер вам, это другая история)) Так вот, когда я лежала в больничке, почти все мои соседи - были бабуське. Это я сейчас понимаю, какой был пиздец, но тогда на меня снизошли сочувствие и толерантность, поэтому я не только пинала балду по большей части, но и помогала ухаживать за совсем плохими. Одной, из моих "подопечных" была бабуля, которая не столько страдала физически, сколько малость свихнулась на нервной почве - она указывала мне на синяки от капельниц и рыдая говорила, что это её связывали в подвале и пытали. По мнению этой милой, адекватной женщины больничка была вовсе не тем, чем зараза кажется. На самом деле это стрррашное место, где над людьми проводят опыты, издеваются и потом...далее в красках - где, за что, как и т.д. Всё это с такими глазами и ужасом в голосе, что почти веришь уже. Понятное дело, бабушка задрала своей паранойей не только всё отделение, включая врачей, которым с бооольшим трудом удавалось провести необходимые процедуры, но и приезжавших близких. Разумеется, сообщать ей, что она псих, а тем более просить, наконец, угомониться - было бы делом бессмысленным, поэтому я ей...поверила. Да, я молча, с самой серьёзной рожей, какая есть в закромах, выслушала её (периодически охая, для пущей убедительности) и когда бабушка замолчала, поняв, что её ни кто не перебивает, и не осекает - пообещала ей, что подключу людей ( у меня ведь есть знакомые в КГБ, я, что, не говорила?), наведу разведку и обязательно вычислю виновных. И накажу. Накажем. На этот раз уже замолчала она, слушала и охала. А потом я прищурила глаза, и строгим шепотом сказала, что пока ведётся операция - ни кто не должен об этом знать! Агент Бабушка сердечно поклялась молчать, сколько потребуется. Далее я приходила каждый день и докладывала обстановку - да, выяснили, да, нашли главного подозреваемого. Что с ним? Его пытают в том же подвале, чтобы сдал сообщников. И всё в этом духе. Спустя дня три, меня искренне любила вся палата, не говоря уже о самой героине. Она снова стала спать по ночам и пошла на поправку. Попрощались мы очень тепло и разговаривали уже как нормальные люди, а не как бабка с придурью и сопливый говно-псевдо-шпион. Я потом долго размышляла, правильно ли я поступила. Не навредила ли ещё больше? Этого я, увы, уже не узнаю. Но я постаралась сделать то, что ей было на тот момент важно - услышать её боль. Иногда чужое страдание кажется нам высосанным из пальца и смешным. И тогда мы либо язвим, либо начинаем учить жизни. А человеку, по сути, вовсе не нужны советы. Нужно просто, что бы кто-то был рядом и чувствовал как ему плохо.
забираю лялю из садика. Стою в дверях, звать не тороплюсь, наблюдаю как она играется. И, почему-то, сердце каждый раз сжимается: вдруг её обижают, а я не знаю. Дети жестоки, я ещё из собственного дет-сада этот урок унесла и отлично помню все подробности "учения в бою". И все эти милейшие воспиталки, которые конечно будут давить: ты же девочка, Леся, так нельзя. Как распиздяй я оч довольна, что она ходит в сад и там ей занимаются. Как маме - мне вся эта хуйня не нравится. Все эти социализации-хуяции. Ребёнок шальной и так слышит столько запретов, что ни на что уже не реагирует. И огребает. А я псих, мне бы по-мягче да по-мудрее с ней...
Короче. Выходим из садика и дочь решительно мне заявляет, что хочет к бабушке. Не пойду с тобой, пойду к бабушке в домик. И тут на встречу бабуля в самый раз. Говорю, мам, забери детку, а я погуляю. Той только в радость.
Пришла домой, довольная, у меня пятка заныкана где-то можно будет прибалдеть да порисовать, в кой-то веки.
А у самой черти душу доедают. Я знаю почему ребёнок не хочет возвращаться к маме. Горько.
Леська третий день ходит в садик на полный день. Кису там облизывают, кормят с ложечки и...жалуются, что она терроризирует пацанов. Дерётся, ломает игрушки и тд. Мальчишки отвечать не торопятся, бегают по очереди ябедничать воспиталкам.
Ей там нравится. А мне, господи прости, безумно нравится то, что я пол-дня одна. Правда, продуктивного мало пока - я валяюсь, чешу пердак и млею. Но, конечно, не без неприятностей. Малявка раза по три в день какашит и содержимое горшка портит мне весь фенблятьшуй, потому, что походу надо снова пиздовать к врачу, брать направление на анализы. Учитывая, что ничего из запланированных обследовалок ещё не сделано, прелесть сия ваще не в кассу.
Кашель одолел. Лаю хожу без конца, мелкая ходит по пятам и повторяет: будь здододова! Будь здодова! * Укладываемся спать, болтает в темноте и внезапно так: уан, ту, фри, фо, файв, сыкс, севан! Фига се! Я не учила. * Просыпаюсь сегодня от того, что кто-то теребит макушку - запускает ладошку в волосы, пропускает прядь сквозь пальцы. Открываю глаза, мелкая лучезарно лыбится: пдосыпаемся, мамочка? Встаём уже, да?
Уволилась уже недели две как. И слегла с гриппом. Список дел растёт - у меня ещё конь не валялся.
Сегодня так адски болела голова, что я почти весь день провела в постели вяло огрызаясь на малявку, жаждущую внимания. К вечеру ребёнок смирился, сидит играется, а меня совесть доедает. Пойду подлизываться.
Заболела. Ангина, судя по тому, что не вздохнуть ни пёрнуть. Придётся немножко поменять фармакологическую группу: лечение души алколитрином отложим на потом.
я тут со своими мартовскими помешательствами совсем забыла про главное рассказать: Олесь таки пошла в садик. Оставаться мне с ней, как планировалось, не пришлось - ребёночку там нравится. Решили ходить пока до 12:00 т.к. королевишна до сих не ест самостоятельно, и я понятия не имею когда она решит, что пора "быть как все" и возьмёт ложку сама.
В начале марта загрипповала. Так, что мы первый раз попробовали антибиотики (аугментин, кстати). Поправились, выждали недельку и стартанули в сад. Отходили целых три полу-дня и снова сопли, темпа. Вызвала врача, неделю сидим дома. Точнее едем болеть к бабушке, потому, что у нас где-то в недрах халупки сдохла какая-то животина. Невыносимая просто вонища, аж в глазах режет.
Короче, я бы рада предаться сердецным страданиям, да кто ж даст.